Как понять, что нам мешает быть более привлекательными, и справиться с тем, что сдерживает наше обаяниe?
Статья из журнала Психолоджи и пример психологической работы
Публикацияавгуст 2010 г.
Как понять, что нам мешает быть более привлекательными, и справиться с тем, что сдерживает наше обаяние? Наш корреспондент встретилась с психологом, чтобы найти ответы на эти вопросы для себя лично. Психолог Марик Хазин работает в Израиле, а в Россию приезжает консультировать, вести тренинги: помогает людям открывать в себе спонтанность. В самом Хазине спонтанности сколько угодно. А еще энергия, уверенность, улыбка и мгновенно возникающее ощущение, будто мы с ним давно знакомы, – вот они, составные части обаяния, o котором мы собирались не только говорить, но и проводить экспериментальную экспресс-консультацию со мной в качестве клиента.
Не то чтобы я считала себя совсем необаятельной – иногда начинаешь светиться неизвестно почему, – но, когда Марик начал расспрашивать меня, в памяти сами собой всплыли совсем другие сцены. Вот меня выбрали председателем совета отряда и я стою перед классом, пытаясь озвучить план действий, но никто меня не слушает. Вот я на совещании делаю доклад, но все опять отвлекаются. Совсем молоденькая сотрудница произносит: «Давайте же послушаем!» – и все моментально затихают, с уважением глядя на нее – не на меня. А я неизвестно почему начинаю вдруг покашливать.
«Я думаю, что это трудные переживания, – говорит Хазин. – Что ты чувствуешь, когда рассказываешь?» Я прислушиваюсь к себе: это обида и бессилие. «Обида – действенное чувство, – комментирует Марик, – его можно прокричать. А бессилие – нет, и это правда тяжело. Ведь бессилие – это накопленный, не выраженный нами гнев. Расскажи, кто был главным в твоей семье?»
«Тетя», – отвечаю я. Мамина старшая сестра, тетя Рита, управляла всем: она не одобряла маминого брака и при случае всегда напоминала папе, что квартира, в которой мы живем, принадлежит ей. В связи с чем папа старался пореже бывать дома, и в конце концов родители развелись. Со мной же тетя Рита возилась охотно – она действительно меня любила. Но стоило не сделать того, что она велела, в доме начинался страшный скандал, в который втягивались все. Я пряталась в кладовку и, плача там, думала, что мало кто узнал бы в этой орущей краснолицей женщине ту улыбчивую даму, которой снижали цену продавцы на рынке и подносили сумки мужчины на улице. Тетя Рита была обаятельной, у нее была харизма…
«И ты отказываешься от своего обаяния, чтобы не превратиться в тетю?» – спрашивает Марик. Я молчу. В горле стоит ком, через некоторое время меня хватает лишь на то, чтобы предупредить, что я вот-вот заплачу. «Люди, которые не способны плакать, – не смеются, – отвечает Марик. – Я тоже плачу. Когда больно – плачу, когда смешно – смеюсь, когда грустно – грущу».
Я припоминаю, что плакать можно было только в кладовке: когда тетя Рита считала, что я делаю это слишком громко, она произносила (иногда гладя меня по голове): «Ну-ка, ну-ка тихо!»
«Сейчас мы разберем твой внутренний спектакль, – продолжает Марик Хазин. – В тебе живет девочка, которой все время говорят: «Ну-ка тихо!», и тебе нельзя проявлять себя. Похожая ситуация была и у твоего папы – он пытался проявить мужскую энергию, а ему не давали. И папа, которому ты больше всех сопереживала, есть внутри тебя – и это влияет на твой голос, который может звучать громко, но звучит тихо и сдавленно. И тетя в тебе сидит. Но так как этот образ для тебя страшен, то сидит он глубоко. И тетя – твой главный учитель харизмы. А теперь скажи, что ты чувствуешь?» В моем горле стоял жесткий горячий ком, который начал медленно смещаться в сторону солнечного сплетения. «Представь себе этот комок». Я вслушалась в себя – и комок обрел форму и даже цвет. Это была небольшая фиолетовая пружинка, которая не давала свободно дышать. «Пружинка? – переспрашивает Хазин. – Давай выясним, чего она от тебя хочет. Представь, что она – это ты, и начни: «Я пружинка у Инны в горле…», а потом ответь ей».
Диалог с пружинкой только усугубил мое бессилие. Я с трудом отмечаю, как меняется мой голос, глухим и мрачным тоном я угрожаю пружинке, веля ей уходить, а она отвечает бойко и весело: «Не уйду, не уйду, буду делать так, как хочу!»
«Ты воюешь с ней, – резюмирует Марик Хазин. – Но это не война, а игра в войну. И музыка этого диалога может напоминать музыку другого: будто кто-то из взрослых велит тебе идти обедать или делать уроки, а ты отвечаешь: «Не хочу, не буду!» Такие разговоры в моем детстве долго не длились. Можно было вместе посмеяться, но и без шлепка не обходилось. «И тогда этот диалог становился внутренним, – поясняет Хазин. – Ты до сих пор его ведешь, он живет в тебе в виде этой пружинки».
Мое общение с пружинкой не заканчивается. Выясняется, что она существует для того, чтобы меня заводить, заставлять двигаться, танцевать, – и мне неожиданно становится гораздо легче дышать.
«Давай заключим контракт с пружинкой, – предлагает Марик. – Пусть она будет твоим консультантом. Скажи ей: «Я готова тебя слушать лишь время от времени!» И когда ты будешь двигаться, пружинка будет рядом, а если перестанешь, внутренне застынешь, ты вновь почувствуешь ее».
Прощаюсь с пружинкой, прощаемся и с Мариком Хазиным – это не первый мой опыт общения с психологом, поэтому чувство, будто тебя изнутри наполнили энергией, мне знакомо. И то, что в метро люди начинают улыбаться мне, энергии только добавляет.
Спустя несколько дней я спешу к автобусной остановке. Дорога идет в гору, мне подниматься тяжело – иногда я даже останавливаюсь, чтобы отдышаться. Но на этот раз ничего подобного не происходит – дыхание остается легким и свободным. Пружинка делает свою работу.
Psychologies: Всегда ли наше обаяние так связано с нашим детством?
Марик Хазин (гештальттерапевт, психодраматист, ведущий тренингов личностного развития, автор метода интегральной экспрессивной терапии. Автор нескольких книг, одна из них – «От любви до ненависти… и обратно»):
Да, ведь именно от родителей и близких мы узнаем азбуку поведения. И потом живем в соответствии с ней, не зная, что она могла быть искаженной. Некоторым людям трудно вести себя открыто, улыбаться и сближаться с другими, потому что они просто не знают, как это делать. В детстве родители прикасались к ним только по необходимости, мало улыбались и общались сухо, только по делу. Можно ли научиться обаянию? Ему не нужно учиться, потому что обаятельный человек спрятан в каждом, нужно только дать ему проявиться. Я часто вижу людей, которые неосознанно производят отталкивающее впечатление, одеваются так, чтобы никто не обратил на них внимания. Удивительно, но они могут даже начать хуже пахнуть, потому что боятся или не хотят нравиться!
На мой тренинг «Имидж и презентация» участники приносят детали своего гардероба, одеваются как обычно, женщины наносят свой привычный макияж – а потом выслушивают от всех участников группы откровенные мнения, насколько они привлекательны. В России женщины отчего-то любят на плечи платочки накидывать, а платочки сильно старят женщину. Серое предпочитают носить, ходят с одной и той же прической по сорок лет! А измениться страшно, потому что мы себя не знаем, не видим и не хотим видеть. Лучше экспериментировать с собой. Кто-то никогда не пробовал макияж – пробуйте! Кто-то привык делать что-то одно – пробуйте другое! Мы можем быть разными. И кроме прочего – и харизматичными, и привлекательными, и сексуальными, и спонтанными. Бывает, что мы раскрываемся среди друзей, а, общаясь с незнакомцами, ведем себя совсем иначе.
Конечно, мы реагируем на обстоятельства. Но никто не может включить в нас обаяние, кроме нас самих. Обаяние и харизма – это результат расслабленности, открытости и доверия, которые можно найти в себе. Потому что в каждом из нас есть все – в том числе и обаятельная, харизматичная личность. Жизнь – либо удивительное приключение, либо ничто. И если относиться к жизни как к приключению, то обязательно возникнет желание жить, быть здоровым, спонтанным и обаятельным.
Как выразить чувства в пластилине